ДАМАН

Вблизи дорожки, выложенной вдоль
Деревьев, обладаемых соседом,
Явился некто необычный столь,
До этого глазам моим неведом,
Огромный полукрыс и полукроль.

Покрыт зоологическим туманом,
Из дымки исторического дна
Пришелец, оказавшийся даманом,
Уж очень дальний родственник слона
Внимательно глядел, забравшись на…
Не глыбу, не уступ стены, не даже
На крышу иль подобное тому,
Но из всего, что высится в пейзаже
Забрался, как? – неведомо уму,
На дерево, прельщен фруктовой чащей,
Где, качки не боясь и высоты,
На зыби самарийской красоты
Глядел привычно, как вперед смотрящий,
Не суетясь, не паникуя зря,
С достоинством даманского царя
Как-будто человеку говоря, –
«Не всякой рыбе, грызуну и птахе,
Кто на земле, в ветвях или в волне,

Дано быть упомянутым в Танахе,
Где есть упоминанье обо мне.
Я тот, кем привилегия добыта
Объединить одним большим собой
Шофарчик над раздвоенной губой,
Безухий купол, пальцы и копыта».

Нас возвратить к эдемским временам
Иль близость новых возвещая нам,
Явился он, на сук опершись задом,
Кто от наличья кроличьих ушей
При остальном не стал бы хорошей,
И, будучи не прогнанным взашей,
Эдемский сад продлил соседским садом.

И столь весомым был он, что Эдем,
Который мы, у древа темных тем
Не бывши лично, верой разумеем,
Вернул как явь под лиственный венок.
И понял я – не змей лишился ног,
А то, что фигурально звалось змеем.

В плоды познанья вгрызлись зубы Ев
С Адамами, кто стали, нечто съев,
(И тут же сгинув в рáзумной разрухе),
Рожать в слезах и в поте жать посев,
А ум их ползать обречен на брюхе.
Но, ставший новым разумом умен,
В конце известных тщетностью времен
Сверкнет зарницей, что для всех открыта, –
Очнитесь, завлеченные туда,
Где аппетит к познанию плода
Ведет к плоду познанья аппетита.
Блуждая мыслью в прахе пищи той,
Что возвращает в прах своей тщетой,
Не тщитесь отбелить в небесной синьке
Священный мрак и «темные места».
Не то, что молвят змеевы уста –
Восприняв у него потребность линьки,
Однажды разум наш, к тому созрев,
Обхватит ствол вкуснейшего из древ
И, вырвавшись нагим из мертвой кожи,
К другому древу бросится, как лев,
В безудержном пылу голодной дрожи.

В борениях «To be or not to be?»
На высшей точке аппетит Молóха.
Не наши ль времена закончат плохо
И через то прозрят, кого – «люби»?
И наших, и не наших крыш и пашен,
Где к вещуну бросаются, – «Пророчь!»,
При свете солнца в рáзумную ночь
Небесный купол месяцем украшен.

Почтенный полукроль и полукрыс
С невидимым шофаром хоботочка
Из дней Танаха к нам туннель прогрыз,
За долгий путь отъевшись, словно бочка.
В конце времен найдя фруктовый мыс,
Он полн значенья им трубимой вести, –
«Кто наверху – не устремляйтесь вниз,
А кто внизу – уже наверх не лезьте».

19 февраля 2002 г.